На следующий день Стэн и Рит поехали тем же поездом. Но, увы, на месте Тины сидела старая сварливая старуха.
Не было Тины и на второй день, и на третий, и через неделю. Не было ее и через месяц... Все логические доводы на возможность встречи отпали. Стэн понимал, что продолжать жить сказкой может кончиться плохо, и потому стал выискивать в той мимолетной встрече с Тиной признаки обыденности или ложности. Он попытался объяснить ее общение с Ритом просто вежливостью. Допустим. Но почему тогда она стояла у окна - ведь проявленной ею вежливости было вполне достаточно, чтобы уйти сразу, не оборачиваясь?..
Конечно, это все сказки - любовь с первого взгляда. (Кстати, кого и к кому?) А если не с первого, то с какого - со второго, третьего, десятого?.. Да и что любовь? - безответный вопрос, встающий перед каждым по-своему. С Мартой, вот, тоже как будто была любовь, а кончилось все быстро и прозаически. Стэн спокойно отнесся к ее уходу, потому что к тому времени четко понял: ему не нужна кое-какая семья. Жизнь одна, и в мире разобщенных людей он особо остро чувствовал потребность в преданном спутнике, ибо только преданность спасает человека от одиночества. Любовь без преданности - всего лишь игра с чужим человеком. А в чужих Стэн не нуждался.
...Двадцатого апреля исполнялось полгода после той встречи в поезде. Было воскресенье, но Стэн не дал Риту возможности понежиться в постели: как и ровно полгода назад, они выехали тем же поездом. Но Тины не было и на этот раз. Да Стэн и не надеялся ее встретить - он просто отдавал дань красивой сказке. И ему было совершенно все равно, как расценили бы его поведение знакомые, зная они о его "бзике". Стэну было приятно сознавать, что со своей стороны он сделал все возможное и невозможное для чуда. Но чуда не получилось. Не беда... Главное - оставаться верным себе. О Тине Стэн вспоминал с благодарностью: пусть лишь в своем воображении, но какое-то время он жил в красивейшей из сказок...
Впрочем, Тина оставила в жизни Стэна и реальный след: когда он видел, как взрослые общаются с детьми, ему всегда приходила мысль: "А Тина была бы добрее и ласковее".
...Был май. Как-то в поезде пожилая добродушная женщина затеяла с Ритом разговор. Сначала о том, о сем, а потом возьми и спроси:
- А где же твоя мама?
- Далеко-далеко. Но она обещала вернуться. Стэн опешил: оказывается, Рит ничего не забыл и, в отличие от отца, все еще продолжал верить! Стэну стало стыдно - слова сына прозвучали ему укором: "Мол, что же ты, папа!.. Тина обязательно вернется. Ведь она же обещала!"
Нет, здесь какой-то неразрешимый парадокс: с одной стороны - невозможно поверить, что человек, так нежно любящий детей, мог травмировать душу ребенка заведомо ложным обещанием; но с другой - ведь нет же Тины, нет. Не пришла. Не вернулась. Но самое главное - что и прийти-то ей некуда! Разве что через год, в тот же вагон? "Обещанного три года ждут..." Впрочем, возможно, у жизни своя, не подвластная научной логика.
Еще приходила в голову мысль, что Тина погибла. Хорошенькая история: словом не обмолвился, а уже и вдовец...

***
Но вот наступил июнь, и Стэн с Ритом стали готовиться к предстоящему летнему путешествию. Они вместе обсуждали все его мельчайшие детали: что возьмут с собой, чем будут заниматься на острове.
15 числа Стэн и Рит прилетели в Хельсинки, где пересели в самолет до Рованиеми. Вечером они стояли на борту катера, рассекающего широкие просторы реки Оунас-ёки. Как обычно, на пристани их поджидал дед Олон. Стэн передал старику подарки, и все вместе они пошли вдоль берега к устью Черной речки. Погрузив поклажу в тяжелую рыбацкую лодку и попрощавшись с Олоном, путешественники двинулись вверх по речке. Пройдя километров пять, они разбили палатку на низком, но сухом песчаном берегу, покрытом сосновым лесом. Быстро перекусив, они сразу легли спать, так как на следующий день им предстояло одолеть двадцать верст.
...Озеро встретило их белой рябью и мягким встречным ветром. По курсу виднелся их остров.
Домик оказался в полной сохранности. Прошлогоднее кострище затянулось мелким салатовым мхом. Стояло удивительное спокойствие, изредка нарушаемое криком уток или стуком дятла. С волнительным настроением Стэн и Рит начали благоустраиваться: окружили антикомариным тентом стол, почистили погребок, разложили продукты, после чего развели костер, заварили душистый чай, бросив в него несколько сосновых веточек и можжевеловых ягод. Простые городские сухари показались необыкновенно аппетитными - здесь они почему-то имели запах пшеничного поля.
Незамутненная воля и красота северной природы - не лекарство, но таинственная сердцевина самой жизни. А мыслящего человека они заставляют задумываться о том, о чем мешает думать круговерть городского быта, - о вечности, счастье и смысле жизни. И не только задуматься, но и приблизиться к ответу...
Однажды среди почти безоблачного неба ударил гром. А через час тучи сгустились, и на маленький домик обрушился шквальный ливень. Спасаясь от воды, осы гудели под крышей.
- Если осу не трогать, она никого не кусает, - сказал Рит, в точности воспроизведя Тинину интонацию.
Стэн был поражен: за секунду до этих слов ему на ум пришла та же фраза. Прислонившись к бревенчатой стене, обняв Рита и положив его голову себе на колени, под раскаты грома и грохот толевой крыши Стэн стал рассказывать малышу разные истории.
Но вскоре ливень прекратился так же внезапно, как и начался. Ветер утих напрочь, и в полнейшей тишине были слышны лишь удары последних капель, срывавшихся с крыши. Над тентом и скамейками задымился пар. Вода в озере стала теплющей, и Стэн с Ритом бросились в воду прямо у лодки. В озорных брызгах вспыхивали и гасли радуги. На голубой глади озера там и сям расходились большие круги от щучьей охоты.
Уха в тот вечер была отменная, и, наигравшись у большого костра, Рит ушел спать, а Стэн остался посидеть у раскаленных углей. Солнце спряталось за макушкой материкового леса. Откуда-то с другой стороны, напоминая об одиночестве, донеслось тоскливое "ку-ку". Стэн закурил трубку...
Прошлое вспоминалось поневоле. Но с чего бы оно ни начиналось, все смыкалось в одной точке: Тина. Интересно, чем она сейчас занимается? О ее профессии он ничего предположить так и не смог; было лишь очевидно, что она - над профессией, что никакая работа не способна ее умалить. Стэн вспомнил, как она пожала руку Риту: сильно и слабо одновременно - как такое может быть?..
К реальности Стэн вернулся лишь тогда, когда заметил, что угли прогорели дотла, а солнце уже обогнуло лес. Над водой кружили стаи поденок, предвещая прекрасную погоду. "...И эта ночь в бессонной лихорадке топталась авторучкой по тетрадке", и медленными шагами Стэн пошел в избушку.

***
Рит проснулся рано, и, как всегда, не беспокоя отца, занялся своими делами. Стэн спал отчаянно крепко. Был полдень, когда дверь в избушку с шумом распахнулась и Рит прокричал:
- Пап, да проснись же скорее! Мама пришла! У берега, прижавшись боком к тяжелой рыбацкой лодке, покачивалась полуспустившая надувнушка марки "Murrey". На рюкзаке лежала раскрытая километровка. Название Оунас-ёки было подчеркнуто красной жирной линией, сопровожденной тремя радостными восклицательными знаками...
Еще на карте выделялись два овала - в каждом по озеру с островом. Один из овалов был перечеркнут множеством нервных движений - до дырки - черной шариковой ручкой. Из среднего кармана рюкзака выглядывала завернутая в пластик тетрадь с дневниковыми записями. На обложке твердой рукой было выведено гриновское: "Чудеса делаются своими руками".
От дуновения ветра укрепленный на носу лодки маленький национальный флаг распрямился: в центре созвездия Южного Креста с любовью был вышит кустик морошки.

18-22 августа 1991

(Иллюстрация к парижскому изданию работы Кристины Зейтунян-Белоус.)

(Публикации: «Русская мысль»; «Lettres russes», n° 14, Paris; fox.ivlim.ru/)