Вход | Регистрация
logo
Журнал пользователя:  Виктор Сорокин

Анатолий Максимов. ТАК БЫЛО… 10. Мобилизация. (Продолжение.)   22.12.2007 11:51

Унтер-офицерский состав в своем большинстве относился недружелюбно (чтобы не сказать враждебно) к нам, более образованным по сравнению с ними. Нас презрительно называли «студентами» за наши постоянные споры с ними. Камнем преткновения являлось толкование устава, в котором сказано, что «солдат должен беспрекословно исполнять приказание своего начальства, если оно не направлено против Царя и Отечества». Мы, «студенты», объясняли, что слово «беспрекословно» исключает возможность знать «направлено ли это распоряжение против Царя и Отечества» или нет!
Следовательно, слово «беспрекословно» надо убрать из устава!

Вестовой мне передал приказ командира батареи моментально явиться в его канцелярию.
– Что это за газета, которую ты получаешь еженедельно? – спросил командир. – Известно ли тебе, что нельзя выписывать газету без разрешения командира батареи? Переведи мне вот эту статью.
Я перевел указанную статью…
– Спасибо.
Командир мне указал на стул. Такая привилегия меня удивила и насторожила. Я сел, ожидая дальнейшего развития беседы.
– Из твоей газеты я узнал, что в Белграде создается Русский Корпус, в задачу которого входит борьба против большевиков в России, – сказал командир. – Что тебе известно об этом Корпусе?
– Мне известно, что Корпус создан, что жители Югославии русского происхождения стекаются в этот Корпус со всех сторон и что из Софии уехал первый эшелон.
– Как ты относишься к созданию Корпуса?
– Я записался на прошлой неделе.
– А когда поедешь?
– После того, как буду освобожден из армии.
– К тому времени многое может измениться – и международная обстановка, и твои планы. Иди.

Наступила середина февраля, с его морозными днями и ночами. Прошел месяц после беседы с командиром батареи. В один из этих дней у меня не сладилось с командиром отделения. Причина мне была известна: он относился недоброжелательно к белой эмиграции и при каждом удобном случае говорил, что населению нехватает хлеба потому, что его съедают русские!
Под вечер он приказал отделению выстроиться, примкнуть штыки, взять винтовки на изготовку. Затем он подходил к каждому из нас, приказывал открыть затвор и смотрел в дуло.
По правилам ствол винтовки должен быть смазан, если солдат не несет караула. Командир отделения подошел ко мне, приказал открыть затвор. Не ожидая моей реакции, он дернул винтовку на себя и размахнулся, чтобы дать мне пощечину. Я сделал шаг назад, с винтовкой на изготовке, и сказал, что я в карауле и что пощечину не перенес бы, даже если бы я не был в карауле.
Командир отделения посмотрел на меня недоумевающими глазами и приказал идти в караульное помещение.

Батарея была расположена на скате холма. Было чуть за полночь. Я был на посту, на верхнем участке и вижу, как скользнула тень между орудиями. Я насторожился. Потом тень забралась на ствол первого орудия и потянулась отстегивать чехол. Пока она скользила по стволу, я подошел к орудию с винтовкой на перевес. В момент, когда тень спрыгнула со ствола, с чехлом в руке я скомандовал «Руки вверх!»
Тенью оказался командир моего отделения, с которым произошло «столкновение» несколько часов тому назад.
– Лезь на ствол и надень чехол на дуло, негодяй! Ты ведь знаешь, что я могу тебя пристрелить на месте, с чехлом в руке, как доказательство военного саботажа!
Чехол был водружен на место, и я пошел на мой наблюдательный пункт.
На верху холма находился домик, с печуркой. Было заведено, что часовой последней смены перед тем, как сдать дежурство, растапливал ее и загружал углем.
Я оказался на посту в предутренние часы, как раз те, когда надо заняться печуркой.
Я зашел в домик, сбросил шубу, заложил бумагу, стружки и подбросил несколько поленьев. Печь загудела, труба накалилась докрасна. Быстро разлившееся тепло после морозной ночи меня моментально разморило: я присел и задремал.
…Мне приснилось, что начальник караула пришел подложить угля в разгоревшуюся печурку и снять меня с поста. Он даже прикрикнул на меня, чтобы я двигался поскорее…
Я открыл глаза и, не вставая со стула, глянул в окно и увидел, что караульный начальник поднимается к домику. А когда я увидел выстроенную на площадке, спиной ко мне, батарею, то мной завладела паника. В этот момент я понял всю тяжесть того, что я совершил: я заснул на посту!!
Я вышел из домика и пошел навстречу караульному начальнику.
Хоть бы провалиться сквозь землю!
Слышу команду командира первой роты, лейтенанта Станко Благоева: «Батарея сми-и-и-и-рно! Кру-у-гом! Рав-не-ни-е на се-ре-ди-ну!».
Батарея в полном составе уставилась глазами на меня. Мне было стыдно, меня одолевала злость, что я допустил такое! Но выхода не было, надо было идти до конца…
Я остановился перед командиром роты. Он долго, молча смотрел мне в глаза и, наконец, не поднимая руки, указал пальцем на караульное помещение.
– Батарея, вольно!
Я услышал, идя в караульное помещение, объяснение командира, что ничего особенного не произошло, что все нормально, что я задержался у печки, которая дымила и не разгоралась!

Через неделю после этого злополучного происшествия лейтенант Благоев послал за мной своего вестового. Я явился по всем правилам военного устава. В голове закрутились тревожные, неприятные мысли: «Почему он меня вызвал? Какое он мне приготовил наказание? Неужели отдаст меня под суд, и меня отправят в дисциплинарный батальон на несколько лет?»
– Слушай вниматекльно, – сказал командир. На следующей неделе я праздную мой день рождения и повышение в чине. Тебя и твоего напарника по орудию приглашаю на торжество как представителей батареи. Мое село находится в восьми километрах отсюда. Мой вестовой вам приведет лошадей. Ясно? Иди на занятия.
Мне не верилось, что на этом так все и кончится! Я не мог допустить, что «моему делу» поставлена точка! Однако…

Старший лейтенант, командир первой роты, нас представил своим родителям и гостям и повел в соседнюю комнату, с глиняным полом, и указал наши места за столом.
В этот день, за столом, я узнал, что командир, выходец из простой полуграмотной крестьянской семьи, был до мобилизации сельским учителем в разных селах района; что в этих школах, прежде чем приступить к азбуке, он объяснял малышам значение слов «папа» и «мама»; что они должны любить и уважать не только своих родителей, но и родителей других малышей; что при встрече со взрослыми они должны им уступать дорогу и снимать шапки: такое отношение к родителям и взрослым называется «уважением»!
Иными словами, он учил детей, как взрослеть!

Я впервые столкнулся с таким явлением. Нужно ли говорить о том, что с этого момента я смотрел на «строгого» командира иными глазами!

Было ли донесено командиру первой роты об инциденте с командиром отделения? Знал ли об этом командир батареи, капитан Николай Чайков?
Однако, спустя некоторое время, командир моего отделения был переведен в другую часть. Я был освобожден от нарядов и назначен на должность курьера, которая заключалась в том, что я должен был ездить два раза в неделю в штаб полка и «выбивать у каптенармуса» то, в чем нуждалась батарея. Как правило, я выезжал вечером, ночевал дома и ранним утром приходил в штаб полка, чтобы быть первым на приеме у начальства.

Наступил март, а с ним и слякоть. Занятия проводились в домике поочередно. А в этот день нас почему-то задержали на площадке и в домик не повели. Потом раздалась команда «строиться», и мы увидели поднимающегося к нам командира батареи. Обычно занятия с нами проводил командир первой роты, а командир батареи приходил довольно редко.
– С-м-и-р-н-о-о! Равнение на середину!
Командир первой роты подошел с рапортом к командиру батареи.
– Вольно!
Командир батареи вынул из кармана сложенный вчетверо лист, развернул его и одел очки.
– Приказ по полку №… С санкции начальника Генерального штаба… солдат… освобождается от военной службы в Болгарской армии и переводится в Русский Корпус в Белграде. Срок службы в Русском Корпусе будет зачтен как сверхсрочная служба в Болгарской армии. Данный приказ входит в силу с 24-го марта 1942 года.
Командир батареи снял очки, сложил лист вчетверо и положил его в карман кителя. Посмотрел на меня и приказал явиться в кабинет в 15.00.
– Садись, – сказал командир. – До твоего освобождения еще десять дней. За это время придет твое штатское одеяние, и ты сдашь обмундирование и оружие командиру отделения. Я считаю, что с этого момента требования устава к тебе больше не относятся – ты, для меня, уже стал штатским. Я доволен тем, что командир полка вник в твое положение и принял соответствующее решение. Кроме того, решение командира полка было санкционировано начальником Генерального штаба, что, может быть, облегчит переход твоих единоплеменников из Болгарской армии в Русский Корпус. Во всяком случае, ты этого хотел, и я тебя поздравляю. Иди.

Я получил мою штатскую одежду и сдал обмундирование и оружие. Накануне моего отъезда командир батареи мне передал через вестового, что сегодня вечером будет ужин в ресторане и что он меня приглашает на этот ужин «в 20.00».

За столом были командир батареи, командир первой роты и уже немолодой солдат последнего призыва из запаса (которого мы называли «ветераном»), штатские с дамами и я.
Капитан Чайкин встал с поднятым бокалом. Наступила внимательная тишина.
– Дорогие друзья! – начал командир батареи. – Я пригласил вас сюда по особому поводу. Рядом со мной сидит не только лучший волейболист в батарее, но еще и русский по рождению. Как вы знаете, Германия объявила войну большевизму. В Белграде создан Русский Корпус, цель которого – борьба с большевизмом. Приглашенный мной молодой человек записался добровольцем в этот Корпус, а Болгарская Армия его поддержала в этом начинании. Так пожелаем ему доброго пути!
Гости встали. Зазвенели бокалы. Пошло «браво», «браво».
Тем временем под общий шум «ветеран» вышел из зала и моментально вернулся с каким-то пакетом, передал его командиру первой роты, который, в свою очередь, его передал командиру батареи.
Командир батареи раскрыл пакет и, обращаясь ко мне, сказал: «От имени батареи я уполномочен передать тебе эту шкатулку как память о нашем совместном служении. Не поминай нас лихим словом и знай, что в нашей батарее ты пользовался симпатией и уважением!»
Командир батареи оглянул присутствующих, как будто искал одобрения и согласия с тем, что он только что сказал, и сел.
Я совершенно не ожидал таких проводов. Оказанное мне внимание и простые слова моего начальства меня тронули до слез.
Воцарилась тишина. Все ждали моего ответа на слова командира батареи. Я был взволнован до такой степени, что не знал, как мне поступить. Я чувствовал, что я должен что-то сказать. Но что? Что я, двадцатилетний мальчишка, могу сказать людям в возрасте моего отца? Мне еще не приходилось бывать в таком положении – выступать с ответным словом! Наконец, набравшись храбрости, я встал….
– Уважаемые дамы и уважаемые господа…
Как эхо докатились до меня мои же слова, и я от волнения потерял, на миг, нить моей мысли.
– …я взволнован словами Командира и необычным положением, в котором я очутился. Разрешите поблагодарить вас, всех присутствующих, за ваши теплые слова и подбадривающие пожелания.
– Браво! – сказал командир батареи. – Ты сказал именно то, что нужно было сказать. Можешь сесть.
Ужин затянулся.
Командир первой роты и «ветеран» ушли.
В общем разговоре никто не обратил внимание – так, по крайней мере, показалось мне, – что ко мне подсел господин с дальнего конца стола. Мы разговорились, и он мне сказал несколько слов о Командире. В частности, о том, что командир батареи был воспитанником Киевского кадетского корпуса; что по возрасту и по количеству выслуженных лет он давно «переслужил» свой чин капитана и должен был быть произведен по меньшей мере в полковники, а может быть, и выше. Однако судьба оказалась неблагосклонной к нему. Накануне производства, а это прозошло несколько лет тому назад, мы пошли в ресторан отметить это событие и засиделись. Возвращаясь утром домой, капитан попал в автомобильную катастрофу и очутился в госпитале, без сознания. И, конечно, не смог представиться к производству в положенный час. В этой же катастрофе погибла и его жена. Но об этом он узнал только после того, как пришел в сознание. Выйдя из госпиталя, он подал в отставку. С той поры он вышел в запас и ушел в себя. А вернулся из запаса в армию незадолго до прибытия вашей батареи в наши края, и он немного воспрял духом.
Я тоже подлежу мобилизации, но меня, как врача, пока еще не призвали…
Было далеко за полночь, когда я добрался до кровати – это была моя последняя ночь под крышей Болгарской армии.

Судьба шкатулки? Она сгорела, как и мой маленький чемоданчик с личными вещами, в Нормандии, в пламени войны!

(Продолжение следует.)
К этой работе пока нет ни одного комментария.
Ваше мнение будет первым!

Добавлять комментарии могут только зарегистрированные пользователи!

Если Вы зарегистрированный пользователь, то вам необходимо войти на сайт с помощью следующей формы:


Если Вы на сайте впервые, то Вам необходимо пройти РЕГИСТРАЦИЮ.


Возможно Вас заинтересует:
 Фотоальбомы пользователя Виктор Сорокин






© 2024. «PUSHKINO.ORG». Все права защищены.
Реклама: reklama@pushkino.org
Использование любых материалов только с письменного разрешения администрации www.pushkino.org.
Мнение администрации не всегда совпадает с мнением автора. Администрация не несет ответственности за достоверность опубликованной информации и за отзывы, оставленные посетителями под материалами, публикуемыми на сайте.



Реклама